В 1970-х искусствовед Мария Мерцалова и фотограф Александр Божко ездили по стране, описывали и снимали оригинальную народную одежду. Причём, как вы увидите на фотографиях старались делать это в условиях максимально приближенных к жизни. Все фотографии, как бы сейчас сказали, "постановочные". Мы видим и обрядовые праздничные танцы в исполнении местных фольклорных коллективов в костюмах их бабушек, и девиц-красавиц, наряженных в сарафаны из этнографического музея на фоне церквушки или особняка, и женщин-крестьянок за работой на поле и дома. В итоге получились необыкновенно красивые, антуражные фотографии и серия путевых заметок, перемежающихся с рассуждениями о роли женщины в руской культуре и специфике народного искусства, которые вошли в книгу «Поэзия народного костюма».
Вступление
Первые мои впечатления о руском народном костюме неотделимы от песни.
В притихшем, недвижном воздухе летнего вечера, где-то далеко на гористом Киевском шоссе начинает звучать песня. Стройно, ладно поют женские голоса протяжную мелодию, то сливаются, как бы соединяясь в один голос, то вдруг разделяются на ручейки — одни текут спокойно, и в них чувствуется опора, другие устремляются вверх, рассыпаясь звонкими, замысловатыми для детского слуха переливами, и невольно подмывает тебя, хочется вместе с этими звуками унестись куда-то, то ли в небо, то ли в какую-то сказочную страну. Но вот на высоком косогоре появляются силуэты женщин со вскинутыми на плечи граблями. Это идут с поденной работы «мананки», как называют их взрослые. Непонятное слово «манит» песней и вызывает представление о «няньке» и далеко уходит от действительной тяжкой доли — судьбы крестьянок, покинувших родные места ради заработка. Кончился их рабочий день, но в упругой, красивой походке женщин, свойственной людям физического крестьянского труда, неприметна усталость. Мелодия создаёт ритм их движений, и идут они стройные, ладные, как сама песня. В сумерках перемежаются светлые платки молодых и тёмные — пожилых женщин, одежда еле различима, и в памяти остаётся только необычный для горожан, расширенный книзу силуэт, динамичный и выразительный. А назавтра, в утро воскресного дня, снова появляются «мананки», но теперь уже в праздничных нарядах самых неожиданных сочетаний цветов — малиновые, васильковые, оранжевые, зелёные, сиреневые, бирюзовые кофты на роспуск и тёмно-золотистые, жёлтые, лиловые, красные светлые и тёмные юбки, отделанные понизу рядами ярких лент и узкими полосками белого кружева.
Загорелые, обожжённые солнцем лица окружены цветными платками, и весь костюм, весь облик женщин настолько ярок и красочно звонок на фоне светлой травы, залитой солнцем, и тёмной, слегка синеватой листвы дубов, что вызывает удивление и безотчётное чувство радости, которое подхватывают и растворяют в воздухе доносящиеся издали, откуда-то сверху неясные трепещущие звуки. Воспоминания эти навсегда остаются в глубинах памяти как чудное сочетание звуков и цвета, и кто может ручаться, что не они определили круг интересов зрелого человека и заставили изучать, искать, думать и стараться понять красоту руского народного костюма.
Каждому народу достаётся наследство от предыдущих поколений, сделанное их руками, созданное их гениями и талантами. Громадно, обширно наследство руского народа. Веками копилось оно, и вкладывали руские люди в него не только свой труд, но свою душу, свои мечты, надежды, радости и горести. Уходило и терялось многое — время не щадило человека и его творения, но то, что сохранилось, что дошло до нас, открывает нам неповторимый, дивный лик народа-творца, очищенный от всего случайного, наносного, способного исказить истинный смысл созданного им.
1. Девичья шитая золотом повязка «краса» Архангельский губернии. Конец XIX в. Архангельский музей изобразительных искусств.
Тонко, сложно, многообразно переплетаются между собой и древнейшие верования, и зримые приметы, отличавшие одно славянское племя от другого, и знакомство с иными народами и обычаями, и сама жизнь руского народа в её трагических коллизиях.
Руские мастера не стремились расстаться с художественным прошлым своего народа. Уже три века существовало христианство на Руси, а строители Дмитровского собора во Владимире опоясывают стены каменной резьбой, как когда-то в прошлом украшали полотенцами и тканями священную берёзку. Белый камень уподобился холсту, и на нём искусные камнесечцы наносят узор, близкий и деревянной резьбе, и вышивке. Узор этот заканчивается, как кружевом или бахромой, маленькими висящими орнаментированными арками. Привычные, складывавшиеся столетиями наивные приёмы украшения древнего божества переносятся в архитектуру, художественно переосмысливаются и рождают новую красоту. Этот интересный процесс «прорастания» старого наследия в творениях людей поздних поколений свойствен многим видам искусства, но особенно он нагляден в архитектуре и костюме. Казалось бы, что может быть общего между монументальными, рассчитанными на века соборами и одеждой, наименее, пожалуй, долговечной из всех видов прикладного искусства. А между тем эта связь существует, существует в весьма разнообразных формах.
Прежде всего архитектуру и костюм роднит то, что любое здание, как и одежда, изолирует человека (или людей) от внешней среды. А всякий вид защиты, по верованиям наших далёких предков, можно было сохранить, упрочить с помощью магических действий, часто зашифрованных в рисунках орнамента, в формах произведений искусства. Конечно, в одежде, непосредственно связанной с телом человека, магический смысл отдельных частей костюма и орнамента ярче всего проявляется в его праздничных обрядовых вариантах. Общественные же здания Древней Руси — соборы, храмы — были местом, где собирались люди и для решения важных вопросов их существования, а в тяжкие времена народных бедствий, вражеских набегов, войн и пожаров эти храмы служили надёжной и часто единственной защитой окрестных жителей. Поэтому народ дорожил ими и в монументальных формах храмов воплощал своё понятие красоты. Не страшные оскалы пасти волка, не могучие когти медведей, не хищные, готовые к прыжку рыси, не змеи с высунутым жалом — не это, страшное и губительное, что окружало жителей Древней Руси, охраняло их жилища и города, — красотой противостояли они злу. Возводили ли наши предки крепостные стены, строили ли свои жилища и города, самоотверженные воины, защитники родной земли, они больше надеялись на свои силы, чем на силы зла окружавшей их природы. В этом обращении к добру, воплощённому в совершенстве художественных форм и наивных, но прекрасных символах, сказывалось миропонимание народа, проявлялись особенности душевного строя руских людей. Сколько пришлось на их долю горя, страданий от княжеских усобиц, набегов кочевников, нашествия монголов и монгольского ига, дорогой ценой заплатили они за объединение государства, а нигде в зримых образах не запечатлели руские все ужасы пережитого, не старались унизить врагов своих, изобразив их ничтожными и отвратительными. Благоговейное отношение к творчеству, к искусству — радости в любых его формах — вот что раскрывает нам наследие наших предков. Только лишь в скоморошьих действах, в пословицах, сказках и устном творчестве местных острословов проявлялось умение тонко подметить и безжалостно высмеять неурядицу жизни, недостатки богатых и власть имущих и многое другое. Тоску же свою, несчастную долю, крушащее душу горе изливал наш народ в песне, в её трагических и завораживающих мелодиях. Искусство-радость является и основой руского народного костюма. Неуёмная тяга к красоте, живущая в душе человека, воплощает его мечту о прекрасном не только в большом искусстве, но и в предметах быта и особенно в создании внешнего облика людей.
Привычный ход мыслей связывает художественную ценность костюма с достатком людей. Трудно представить, что дворец, обставленный мебелью из дорогих пород дерева, где каждый предмет — произведение искусства, строили бы для себя люди в рваных грязных одеждах, с тяжёлой обуви которых на наборные паркетные полы стекала жидкая грязь. Но ещё труднее понять, как в курной избе руского крестьянина, задавленного тяжким трудом и постоянной нуждой, как в этих условиях — теперь они кажутся нам почти невероятными — создавалось и жило «чудо чудное, диво дивное» — руский народный костюм. Из тесной, низкой избы, где люди ютились вместе с телёнком, ягнятами и курами, выходила женщина в белом шушпане с яркой тканой каймой, в искусно сплетённых лаптях, голову её покрывал красный с узором платок. Она шла лёгкой красивой поступью сильного ловкого человека и, как все женщины в мире, чувствовала себя в праздничном наряде красивой и радовалась этому. То была одна из немногих доступных руской крестьянке радостей, в которой тесно переплеталось ощущение праздника и удовлетворение творчеством. Работала крестьянка, не разгибая спины, повседневная забота обо всём — о семье, хозяйстве, скотине — отнимала у неё силы, не оставляла времени для себя, и только лишь зимними ночами, качая одной ногой люльку ребёнка, другой приводила она в движение колесо прялки. И свивалась тонкая нить для будущей рубашки, понёвы или шушпана, а душа тянулась к красоте, к ярким краскам, воображение по кусочкам создавало будущий наряд — освящённый обычаем, но всегда новый и желанный для каждой женщины. Чем привычнее была форма, тем с большим искусством сочетала крестьянка цвета, располагала отделку, и ценность каждой купленной ленты, пуговки, бусины, блёстки определяла их место в орнаменте костюма.
Всю одежду крестьянка испокон веков делала сама, вкладывала в эту работу настоящий талант художника, освобождающий её душу от тяжкой действительности. Слишком мало было красивых вещей в быту крестьян и прежде всего крестьян в чернозёмной полосе, где непосильный гнёт крепостного права отягощался ещё мизерными наделами и частыми неурожаями. И в том немногом, что крестьяне имели и создавали сами, так полно, так ярко воплощалась жажда прекрасного, что невольно возникал непонятный, почти неправдоподобный, похожий на своеобразную сказку контраст между убогим жилищем и праздничным костюмом.
Даже на севере России и в некоторых районах Поволжья, где многие крестьяне жили зажиточнее и могли, когда строили избы, украшать их затейливой резьбой, давая волю своему художественному воображению, но даже здесь ничто не могло соперничать с женским костюмом. Его несравненное великолепие наделяло каждую девушку, каждую женщину истинной красотой.
Колдовская сила руского народного костюма так велика, что, однажды заглянув в эту сокровищницу и осознав её связи с обычаями, обрядами, с древнейшими истоками руской культуры, когда магическое значение вещей, изображений превращалось в эстетическое, уже не можешь оторваться от неё. Чем пристальнее изучаешь руский народный костюм как произведение искусства, тем больше находишь в нём ценностей, и он становится образной летописью жизни наших предков, которая языком цвета, формы, орнамента раскрывает нам многие сокровенные тайны красоты народного искусства. Поэтому и не умирает народный костюм. Он превратился в звено, которое связывает художественное прошлое нашего народа с его настоящим и будущим.
Особенно глубоко понимают и чувствуют это современные молодые художники, художники-модельеры.
В те отдалённые времена, когда ещё только возникала мода и становилась одной из привилегий дворянства, костюм был выразителем имущественного и сословного положения людей, и на всём протяжении истории социальные и классовые функции костюма, принимая в зависимости от эпохи различные оттенки, продолжали существовать. Народный же костюм в том виде, в каком он известен нам, сложился не только в нашей многонациональной стране, но и во всей Европе, сравнительно поздно и тесно связан с процессом становления наций. Однако народный костюм любой страны, будучи явлением крайне сложным, отличается одной особенностью — его покрой, форма, сочетания цветов, количество деталей оставались обязательными для всех жителей данной местности, и только материал и украшения свидетельствовали об имущественном положении владелицы или владельца. Классовое же расслоение деревни, особенно бурное во второй половине XIX и начале XX века, очень ярко сказывалось в костюме — кулаки в первую очередь стремились заменить свою народную одежду если не полностью, то хотя бы частично городской, сшитой из покупных тканей, недоступных бедным и даже средним слоям крестьянства.
На протяжении XX века изменялись многие стороны и функции моды. Она стала не столько привилегией, сколько «организатором» производства массовых товаров. Однако неизменным остаётся то, что народный костюм и современный модный антиподы.
Если первый традиционен, тесно связан с обычаями и всем укладом жизни старой деревни, то второй всегда привлекателен своей новизной и соответствием условиям нашей шумной, стремительной жизни. Противоположны они и по удельному весу в мире вещей прошлого и настоящего.
Мы уже писали о том, какое огромное эстетическое значение имел праздничный костюм в крестьянском быту. В наше время стремление человека к красоте удовлетворяется из очень, очень многих источников. Мы редко отдаём себе отчёт в этом, но если внимательно оглядеться вокруг, то окажется, что действительно это так. О красоте окружающих нас предметов — от громадных лайнеров до обычной газовой плиты — заботится целая армия художников и конструкторов. Постоянно общаясь с предметами, художественная форма которых так или иначе продумана, хотя, может быть, не всегда удачна, человек испытывает эстетическое, чаще всего безсознательное насыщение. Пассивное восприятие эстетики массовых предметов, окружающих нас, заменило творческий акт создания вещей своими руками, что не могло не сказаться на костюме. Конечно, нам известно множество социальных, экономических, культурных условий и эстетических категорий, под влиянием которых сложился современный тип костюма. Но едва ли можно отрицать, что одной из достаточно ощутимых причин является изменение соотношения между эстетическими запросами человека второй половины XX века и источниками их удовлетворения. Это и хорошо и плохо. Хорошо потому, что в нашем обществе постепенно начинает возникать гармония между материальным и духовным миром людей нашей страны, но в то же время создаётся некоторая опасность излишней стандартизации вкусов, которая больше всего может сказаться в нивелировке облика современника. Избежать этого и может помочь народный костюм.
2. Женский крестьянский праздничный костюм Сапожковского уезда Рязанской губернии (рубашка, понёва, шушпан, онучи, лапти). Головной убор — кичка и платок. Конец XIX — начало XX века. Рязанский историко-архитектурный музей-заповедник.
Стремление преодолеть пассивность восприятия свойственно молодёжи. Правда, малый жизненный опыт, отсутствие настоящей художественной культуры у части юношей и девушек приводят к тому, что в погоне за индивидуальностью облика они иногда делают внешность свою карикатурной. Большую помощь молодёжи может оказать работа живописцев-модельеров, творчество которых связано с живым источником народного искусства. Они не копируют отдельные детали или орнаменты, не переносят их на современный модный костюм. Изучение формы, конструкции, цвета, орнамента как элементов художественной композиции народной одежды, среды, в которых она существовала, — всё организует художественное видение этих молодых художников так, что в их творчестве происходит процесс «прорастания» дедовского наследства, органичного слияния с современным костюмом. В такой одежде наша молодёжь становится интереснее и своеобразнее.
Но существует область, неразрывно связанная с народным искусством, — это сценический костюм. Декоративная ценность народной одежды так велика, что и в настоящее время бытует народный костюм в фольклорных коллективах Мезени, Карпогор, Псковской, Воронежской, Рязанской, Белгородской, Курской и других областей. Эти коллективы состоят преимущественно из женщин. Любовно хранят они наследство предков — песни, пляски и костюм. Какой искренней радостью светятся лица уже немолодых женщин, когда надевают они яркие праздничные старинные одежды и запевают свои любимые старинные и современные песни... Как для музыкантов народная песня всегда новый и живой источник творчества (как порадовал нас всех свежий, великолепный цикл Г. Свиридова «Курские напевы»), так и для художника с ясно выраженным, врождённым чувством сцены народный костюм — основа основ. Однако и здесь молодые художники чужды бездумного копирования. Каждый из них в зависимости от особенностей душевного строя и дарования решает сценический образ костюма так, что традиции национальной одежды сочетаются с обликом современной молодёжи и характером современной музыки. Это новое направление в использовании наследства народного костюма даёт интересные, заслуживающие серьёзного внимания плоды.
Сознание, что для современной молодежи не перестало существовать драгоценное искусство их предков и, больше того, что оно является одним из наиболее живых источников творчества, а конкретные результаты работы художников вызывают интерес и искреннее восхищение не только у специалистов, но и у широкой аудитории, поддерживало автора в работе над этой книгой.
Как бы ни была тяжела, неприглядна в прошлом жизнь руской крестьянки, её искусство поражает своим светлым, жизнеутверждающим содержанием, неповторимым чувством красоты, великим даром композиции, которому могли бы позавидовать художники многих времён. И автор стремился выявить в руском народном костюме его скрытую поэтическую сущность, его зависимость от душевного строя руской женщины, его связь с современностью в разнообразных областях творчества молодых художников.
Поставленные задачи определили специфику иллюстративного материала этой книги. В отличие от других предметов прикладного искусства, не теряющих своего значения в любой обстановке, костюм «живёт» только на человеке, а все его художественные особенности выявляются лучше всего в тех условиях, в которых он сложился и существовал веками. Эта, казалось, простая истина сделала работу над книгой достаточно трудной, но интересной и увлекательной. В погоне за «жар-птицей» автору совместно с А. Божко пришлось побывать в Архангельской области и в Рязанской, в Ленинграде и в Загорске, в Липецкой области и в Воронежской, Костроме, Калуге, Смоленске, Усть-Цильме и в других местах...
Костюм народный и современный модный костюм формируются по противоположным принципам. Если основные принципы композиции народной одежды сохраняются веками (время вносит что-то новое лишь в отдельные элементы), то главная задача моды — как можно чаще изменять внешний облик современного человека.
В первое издание книги были включены главы, посвящённые творчеству советских живописцев-модельеров, которые в поисках своего стиля обращались к народному искусству. В настоящее время этот материал представляет лишь исторический интерес. Хотя сама тема — «место народного костюма в творчестве советских живописцев-модельеров» — неисчерпаема, а по существующим путям развития нашего общества — периодична.
Поэтому во втором издании мы заменили эти главы продолжением рассказа о живой жизни народного костюма там, где бережно хранят народные традиции, и постарались познакомить, хотя и кратко, наших читателей с интереснейшими материалами по истории собирания и создания музейных коллекций народного костюма.
Если вы хотите всегда вовремя узнавать о новых публикациях на сайте, то подпишитесь на нашу рассылку.
Поделиться с друзьями